Книга Карла Клаузевица "О войне", Любовь-война.А на войне как и в любви все средства хороши... Опции

[Kreol/Strannik]

Да,да,да - как часто люди произносят эти слова, что на войне как и в любви бла бла бла

А как оно собственно на войне-то?

Многие тут же станут вспоминать крутые блокбастеры (самое близкое к этому,что есть в памяти), где коварный Альтрон хочет поработить землю, ну а отважные мстители в количестве 7 человек дадут ему бой. Или что еще вероятнее боевики времен 90-ых годов, не более содержательные.

Краткое содержание такого фильма примерно такое:

Вначале показывается жизнь главного героя, он пьет/отдыхает/мается хуйней/погряз в бытовухе и т.д.
Далее происходит какая нибудь фигня, по типу к Земле летит астероид/Злой гений решил установить мировое господство.
Далее должно быть много жертв, чтобы было видно какой массовый п*здец ожидает планету, и на сколько мировые державы бессильны перед ним.
Затем у нашего героя для большего трагизма должны грохнуть бабушку/друга/кота/девушку/морскую свинку
Собственно после этого главный герой выходит на сцену, чаще всего раздает п*издюляторов мелкой группке захватчиков мира (чтобы мы уже видели какой он крутой)
Далее вся планета (зрители) ждут, как же он решит-то проблему
По середине сюжета обязательно должна появится телка, желательно с милым личиком, средней величины сиськами и четкими ножками.
Наш герой успеет с ней поцеловаться/трахнуться уже на вкус режиссера.
А потом... ее похитит главный злодей, который понимает что главный герой один его возьмет и победит.
Крутое мочилово.
Крутая п*издилова.
Плохие плотно отгребают.
В конце фильма трагическая сцена, где герой вот вот потеряет телку или погибнет сам.
Мочилово меж главными героями в котором "наши победили"
Наш герой с новой телкой как и вначале фильма приходит помянуть бабушку/друга на кладбище/купить нового кота/вспомнить убитую бывшую/купить морскую свинку

Конец

На самом деле правила любой войны пишутся человеческой кровью.

Да, малочисленный но хитрый противник может победить армию значительно больше себя, применив верную стратегию и тактику боя,но правила ведения мелких сражений и крупных не сильно изменились со времен 14-18 века.

Если у одно соперника на одном направлении стоят 10 воинов, а у другого 50 и они находятся в равных условиях - чуда не произойдет. и бой закончится быстро при потерях 10 с одной стороны, и 2-3 с другой.

Конечно люди вряд ли задумываются об этом, потому что наше сознание напичкано разного рода шаблонами и моделями вбитыми в массовое сознание в том числе и кинематографом.

Увы - но многое из того что люди принимают за истину миф.
На войне да, оно как и в любви - ну или почти.
Только что ты знаешь о взаимоотношениях и любви?
Тоже возьмешься вспоминать шаблоны и клеше из книг/фильмов/сериалов/какой нибудь передачки сродни "понять и простить"?

Именно по этому ты и оказался на этом форуме и в этом разделе, потому как вояка из тебя хреновый как и любовник.

Правила соблазнения - различные тактики и стратегии с девушками во многом, как и правила на театре военных действий пишутся кровью (образно).
Только отойти от клеше из синематографа сложно, я тебя понимаю.


Как ты понял данная книга о войне. Есть и похожие книги скажем искусство войны - ]]>http://bealpha.com/component/option,com_re...fileinfo/id,63/]]>

Только в этой книге, раскрыты приемы и тактики ведения боя одного полководца. Да, она по прежнему актуальна и подается и на бизнес-тренингах и семинарах, и на форумах по личностному росту.

Книга Клаузевица круче. В ней собраны сценарии сражений почти за пять веков. Тактики,стратегии, исходы боя и объясняется сама философия войны.

Впервые я прочитал книгу Маркетинговые войны, в которой как раз было полным полно цитат из данного опуса. В ней сравнивался театр военных действий, с театром конкуренции на рынке тех или иных продуктов.
Любовной книги, где бы так сравнивали два театра увы нет.

НО!

Эта книга безмерно эффективна для того, чтобы ты посмотрел на искусство войны со стороны.

Оно не очень-то и сильно отлечиется от любовного, за исключением "средств" пожалуй. А тактики и стратегии все те же самые.



Для парней - книга будет в подавляющем большинстве интересна. Потому что в каждом из нас живет воин, пусть он и зарыт где-то глубоко внутри нас. Книга идет сравнительно легко, и впечатления от прочтения "не зря читал - книга вестч"

Девушкам - книга покажется одной из самых скучных книг на свете. Со времен школы еще помню, когда заставляли читать "войну и мир" ныли все. Девушкам совершенно было наплевать на то где когда и куда напал и кто где и как вел бой. Зато амурные приключения героев схватывались быстро,ну и наоборот. Все мальчики в детстве играли в танчеки, войнушки, пистолетики - а интерес ко всяким взаимоотоношениям пришел намного позже. Так что... Если тебя прикалывают подобные опусы - и ты и сама была не прочь поиграть с мальчиками в танчеки, потому что тебе были интересны сами танки (не мальчики) книга тебе понравится. Если нет - я тебя предупредил.


Книга хороша для личностного роста и общего развития.


Приятного чтения.

[Kreol/Strannik]

Часть третья.
Общие вопросы стратегии



Глава первая.
Стратегия





Понятие стратегии установлено во II[54] главе 2-й части. Стратегия, это - использование боя в целях воины. Собственно говоря она имеет в виду только бой, но ее теория должна рассматривать вместе с тем и проводника этой своеобразной деятельности, т. е. вооруженные силы как сами по себе, так и в их главных соотношениях, ибо бой дается при их посредстве и оказывает свое влияние прежде всего на них же. Самый бой стратегия должна исследовать со стороны его возможных последствий, а также в отношении моральных сил, играющих в нем важнейшую роль.
Стратегия есть использование боя для целей войны, следовательно она должна поставить военным действиям в целом такую цель, которая соответствовала бы смыслу войны. Она составляет план войны и связывает с поставленной военным действиям целью ряд тех действий, которые должны привести к ее достижению; иначе говоря онa намечает проекты отдельных кампаний и дает в них установку отдельным боям. Так как большинство этих действий может быть намечено лишь на основе предположений, которые частично не оправдаются, а целый ряд более детальных определений заранее и совсем не может быть сделан, то из этого очевидно следует, что стратегия обязана сама выступить на театр войны, дабы на месте распорядиться частностями и внести в целое те изменения, в которых постоянно будет нужда. Таким образом она ни на минуту не может оторваться от военных действий.
Не всегда держались такого взгляда, по крайней мере по отношению к руководству в целом; это доказывает имевшаяся раньше привычка отводить стратегии место в правительстве, а не при армии, что лишь тогда допустимо, когда правительство находится настолько близко к армии, что, на него можно смотреть, как на ставку главнокомандующего.
Теория также последует за стратегией в этом проектировании военных действий или, вернее сказать, она будет освещать явления в их существе и взаимоотношениях и выделять то немногое, что кажется принципом или правилом.
Если мы припомним из I главы[55], как много крупнейших величин затрагивает война, мы поймем, что способность учесть все эти величины предполагает редкую умственную силу.
Монарх или полководец, умеющий направить войну, которую он ведет, в точном соответствии со своими целями и средствами и делающей не слишком много, не слишком мало, дает этим лучшее доказательство своей гениальности. Но влияние гениальности сказывается не столько во вновь найденном оформлении действия, немедленно бросающемся в глаза, сколько в счастливом конечном исходе целого предприятия. Восхищения достойны именно попадание в точку безмолвно сделанных предположений и бесшумная гармония во всем ходе дела, обнаруживающиеся лишь в конечном общем успехе.
Исследователь, который, исходя от конечного успеха, не умеет напасть на след этой гармонии, часто ищет гениальности там, где ее нет и быть не может.
Обычно средства и формы, коими стратегия пользуется, являются столь простыми, а благодаря своему постоянному повторению столь знакомыми, что для здравомыслящего человека может показаться только смешным, когда ему приходится так часто слышать от критики преувеличенно напыщенные о них отзывы. Тысячу раз уже проделанный обход превозносится то как черта блестящей гениальности, то как глубокая проницательность, то даже как проявление самого всеобъемлющего знания. Могут ли быть в книжном мире более нелепые бредни?
Еще смешнее становится, если к этому добавить, что та же самая критика, исходя из самого пошлого взгляда, исключает из теории все духовные величины и хочет иметь дело лишь с одними материальными. Таким путем все сводится к 2 - 3 математическим соотношениям равновесия сил и численного превосходства во времени и пространстве да к нескольким углам и линиям. Если бы в самом деле все сводилось лишь к этому, то из такой дребедени едва ли удалось бы составить даже задачу для школьника.
Но согласимся раз навсегда: здесь не может быть и речи о научных формах и задачах; соотношения материальных элементов крайне просты; труднее уловить поставленные на карту моральные силы. Однако и в этой области сплетение явлений морального порядка и большое разнообразие моральных величия и их соотношений можно найти лишь в высших сферах стратегии, там, где она граничит с политикой и государствоведением, или вернее, где она сама становится и тем и другим. Тем не менее и в данном случае, как мы сказали, дело идет скорее об определении степени напряжения сил, чем о форме выполнения. Там, где господствует последняя, как это имеет место в отдельных мелких и крупных событиях войны, количество моральных величин уже значительно уменьшается.
Таким образом в стратегии все оказывается чрезвычайно просто, но из этого не следует, чтобы все было и чрезвычайно легко. Раз из состояния и отношений государства определилось, чего должна и чего может достигнуть война, то найти к этому путь нетрудно; но неуклонно следовать по этому пути, проводить план до конца, не позволять себе тысячу раз сбиваться с него под влиянием различных побуждений - для этого помимо большой силы характера требуется еще и большая ясность и уверенность ума: поэтому из тысячи людей, из которых один отличается умом, другой - проницательностью, третий - отвагой и силой воли, может быть ни один не соединяет в себе все те качества, которые выдвинули бы его на стезе полководца из ряда посредственностей.
Может показаться странным, что для принятия важного решения в стратегии требуется гораздо больше силы воли, чем в тактике; но это не подлежит сомнению для тех, кто знает войну с этой стороны. В тактике мгновение само вас увлекает с неудержимой силой; действующее лицо чувствует, что его уносит водоворот событий, против которого оно не может бороться, не рискуя вызвать самых гибельных последствий; оно подавляет в себе подымающиеся сомнения и смело продолжает дерзать. В стратегии, где все протекает гораздо медленнее, предоставлено гораздо больше простора для собственных и чужих сомнений, возражений, представлений, а следовательно также и для несвоевременных сожалений о прошлом. А так как в стратегии не приходится, как в тактике, видеть собственными глазами хотя бы половину всего, но лишь угадывать и предполагать, то и воззрения бывают менее устойчивы. В результате большинство полководцев, там где они должны были бы действовать, топчутся на месте среди мнимых затруднений и колебаний.
Бросим теперь взгляд на историю; остановимся на кампании Фридриха Великого 1760 г., прославленной блестящими маршами и маневрами, подлинном произведении искусства стратегического мастерства, как нам превозносит ее критика. Неужели мы должны приходить в безумный восторг от того, что король решал обходить то правый фланг Дауна, то левый, то опять правый и т.д.? Неужели мы обязаны в этом усматривать проявление глубочайшей мудрости? Нет, мы не в праве это делать, если хотим судить естественно и без жеманства. Раньше всего, конечно, мы должны удивляться мудрости короля, который, преследуя великую цель и располагая только ограниченными средствами, никогда не брался за дела, не отвечающие этим средствам, но предпринимал ровно столько, сколько было нужно для достижения его цели. Эта мудрость полководца была им проявлена не только в этой кампании, но и в течение всех трех войн, которые вел великий король.
Привезти Силезию в надежную гавань хорошо обеспеченного мира - вот, что было его целью.
Стоя во главе небольшого государства, во многих отношениях сходного с другими и имевшего превосходства лишь в некоторых отраслях административного управления, он не мог сделаться Александром Великим, а в качестве Карла XII, как и этот последний, он мог только разбить себе голову. Поэтому мы всегда видим в его способе вести войну эту сдержанную силу, которая всегда парит в равновесии, у которой никогда нет недостатка в настойчивости и которая в опасный момент возвышается до достойного удивления с тем, чтобы мгновение спустя снова спокойно парить, подчиняясь требованиям самых тонких побуждений политики.
Ни тщеславие, ни честолюбие, ни жажда мести не могут сбить его с этого пути, и только этот путь привел Фридриха к благополучному исходу борьбы. Как слабы эти слова, чтобы достойно оттенить эту черту великого полководца; лишь внимательно всмотревшись в удивительный исход борьбы и проследив причины, которые его обусловили, проникаешься убеждением, что лишь проницательный взор короля провел его благополучно через все подводные камни.
Это - одна сторона, которой мы восторгаемся в великом полководце, проявленная им в кампании 1760 г. и во всех остальных, но особенно в кампании 1760 г., ибо ни в одной другой ему не приходилось с такими малыми жертвами уравновешивать столь значительно превосходящие неприятельские силы.
Другая сторона связана с трудностями исполнения. Легко наметить марши для обхода справа и слева; нетрудно прийти и к мысли - всегда держать сосредоточенно свою горсточку войск, дабы всюду иметь возможность противостоять разбросанному неприятелю и умножить свои слабые силы быстрой их переброской; отсюда видно, что подобное изобретение не может вызывать нашего изумления, и перед лицом столь простых действий ничего не остается другого, как сознаться, чти они просты.
Но пусть какой-нибудь полководец попробует повторить эти дела по примеру Фридриха Великого. Долго спустя толковали писатели, бывшие сами очевидцами, об опасности, даже о неосмотрительности, сопряженной с теми лагерями, которые занимал король, и мы не сомневаемся, что в тот момент, когда он располагался в них, эта опасность казалась втрое больше, чем впоследствии.
То же нужно сказать и о маршах, совершавшихся на глазах, часто даже под жерлами пушек неприятеля. Фридрих Великий располагался в этих лагерях или предпринимал эти марши потому, что он находил в методе действий Дауна, в его манере занимать позиции, в его чувстве ответственности и характере ту гарантию, которая делала его стоянки и марши хотя и рискованными, но не безрассудными. Но при этом требовались отвага, решительность и сила воли короля, для того чтобы видеть обстановку под таким углом зрения и не сбиться с пути, испугавшись той опасности, о которой в продолжение 30 лет после нее не переставали писать и говорить. Немногие полководцы, оказавшись в положении Фридриха, сочли бы выполнимыми эти простые стратегические средства.
Была еще и другая трудность выполнения: армия короля в течение этой кампании находится в постоянном движении. Два раза идет она по пятам Дауна, имея позади себя Ласси, по плохим проселочным дорогам от Эльбы к Силезии (начало июля и начало августа). Она каждое мгновение должна быть готова к бою и искусно организовать свои марши, что однако связано с большим напряжением войск. Хотя армию и сопровождают тысячи повозок, затрудняющих марш, однако ее снабжение крайне скудно. В Силезии до самого сражения под Лигницем, в течение 8 суток непрерывно, она была вынуждена совершать ночные переходы, все время двигаться взад и вперед мимо неприятельского фронта; это влечет за собой страшное напряжение сил и сопряжено с большими лишениями.
Можно ли предполагать, что все это могло происходить без большого трения в машине? Разве полководец может ворочать армией с такою же легкостью, как рука землемера ворочает астролябию? Разве сердца начальников и главнокомандующего не разрываются тысячу раз при виде страданий бедных, голодных и изнемогающих от жажды соратников? Разве до его уха не доходят жалобы и сетования по этому поводу? Разве у заурядного человека хватит мужества потребовать таких жертв от своих солдат, и разве такие усилия не привели бы неизбежно к упадку духа в войсках, не расстроили бы дисциплину, словом - не подорвали бы воинской доблести, если бы все это не сглаживалось безграничной верой в величие и непогрешимость полководца? Вот к чему надо питать уважение; этими-то чудесами выполнения мы должны восхищаться. Но все это можно целиком прочувствовать лишь тогда, когда мы на собственном опыте получим известное предвкушение; тот, кто знает войну лишь по книгам и по занятиям на учебном плацу, для того весь этот противовес, встречаемый действием, не существует; пусть же он поверит нам на слово, примет на веру все то, чего не знает по собственному опыту.
Мы пытались этим примером придать большую ясность ходу нашей мысли и спешим в заключение этой главы сказать, что в нашем изложении мы будем характеризовать те отдельные элементы стратегии, которые нам кажутся самыми важными, безразлично - материальны ли они или духовны; мы будем держаться нашего метода - переходить от единичного к сложному - и закончим внутренней связью всего военного акта, т.е. планом войны и планом кампании.
Бой[56] вообще возможен, если у данного пункта расположены войска, но на деле он не всегда имеет место. Следует ли смотреть на эту возможность, как на нечто реальное, т.е. как на действительное явление? Разумеется, да. Она становится таковой благодаря своим последствиям, и ее влияние, каково бы оно ни было, всегда скажется.
1. Возможные бои ввиду их последствий должны рассматриваться как действительные
Когда высылают отряд, чтобы отрезать путь отступления бегущему неприятелю, и он после этого сдается, не вступая вовсе в бой, то решение его вызвано лишь тем боем, который ему предлагает высланный отряд.
Когда часть нашей армии занимает неприятельскую область, оставшуюся без обороны, и тем самым лишает неприятеля значительных средств пополнения его сил, то мы сохраняем за собой эту область лишь благодаря тому бою, который выделенная часть нашей армии позволяет предусмотреть противнику, в случае если бы он захотел снова вернуть себе эту область.
В обоих случаях одна лишь возможность боя имела известные последствия, и тем самым эта возможность оказывается в ряду реальных явлений. Предположим, что неприятель в обоих случаях противопоставил нашим отрядам свои, превосходящие силами наши, и тем побудил их без боя отказаться от преследуемой ими цели; тогда конечно их цель оказалась бы недостигнутой; однако бой, который мы предлагали нашему противнику в этом пункте, все же не остался бы без последствий, ибо он притянул неприятельские силы. Даже в том случае, когда предприятие в целом принесло бы нам явный вред, все же нельзя сказать, что эта группировка, эти возможные бои не имели бы никаких последствий; для нас они в данном случае равносильны проигранному бою. Отсюда видно, что уничтожение неприятельских вооруженных сил и разгром неприятельской мощи достигаются лишь в результате боя, действительно имевшего место или только предложенного, но не принятого.
2. Двоякая цель боя
Но воздействия боя бывают двоякого рода; непосредственные и косвенные. Косвенными они бывают тогда, когда примешиваются посторонние предметы, которые становятся целью боя: они сами по себе не имеют в виду непосредственного уничтожения неприятельских вооруженных сил и лишь могут привести к таковому, хотя и окольным путем, но с тем большей силой. Ближайшей целью сражения может быть захват областей, городов, крепостей, дорог, мостов, магазинов и пр., но никогда эта цель не может явиться конечной целью. Эти предметы должны всегда рассматриваться как средства достижения перевеса сил, дабы в конце концов предложить противнику бой в таком положении, когда ему будет невозможно его принять. Таким образом, на все эти об'екты боя надо смотреть как на промежуточные звенья, как бы на проводники действующего принципа, но отнюдь не как на самый действующий принцип.
3. Примеры
Когда в 1814 г. союзники заняли столицу Бонапарта, цель войны была достигнута. Начали сказываться политические расслоения, базой которых являлся Париж, и огромная трещина вызвала крушение мощи императора. Все это надлежит рассматривать с той точки зрения, что с падением Парижа вооруженные силы Бонапарта и его способность к сопротивлению разом значительно уменьшились, а превосходство сил союзников возросло в такой степени, что всякое дальнейшее сопротивление стало невозможным. Именно эта невозможность и дала Франции мир. Если представить себе, что силы союзников в тот момент благодаря внешним обстоятельствам уменьшились бы в той же пропорции и исчезло бы их превосходство, то исчезло бы одновременно и все значение занятия Парижа.
Мы просмотрели этот ряд предложений, для того чтобы показать естественный и единственно правильный взгляд на дело; отсюда вытекает и его значение. Этот взгляд неизменно возвращает нас к вопросу: каков будет в любой момент войны и кампании вероятный исход крупных и малых боев, которые могут быть враждующими сторонами предложены друг другу. Лишь этот вопрос решает при продумывании плана кампании или войны, какие мероприятия надо принять заранее.
4. Кто держится иной точки зрения, тот ложно оценивает другие вопросы
Если не приучить себя смотреть на войну или отдельную кампанию как на цепь, состоящую только из ряда боев, из которых каждый всегда влечет за собой следующий; если отдаться тому представлению, что занятие известных географических пунктов или завоевание незащищенных областей само по себе является чем-то существенным, то мы приблизимся к тому, чтобы смотреть на это как на некий успех, который можно мимоходом прикарманить. Рассматривая же занятие географического пункта так, а не как звено во всей цепи событий, мы можем и не задаться вопросом, не повлечет ли за собой впоследствии это обладание еще большие невыгоды. Как часто встречаем мы в военной истории подобные ошибки. Хочется сказать: подобно тому как торговец не может отложить и счесть чистым барышом прибыль от какой-нибудь отдельной торговой сделки, так и на войне невозможно обособить единственный успех от успеха в целом. Подобно тому как купец должен все время оперировать всей массой своего состояния, так и на войне лишь конечный итог решит вопрос, на чьей стороне оказался успех и на чьей - неудача.
Если же мысль всегда будет ориентироваться на ряд боев, то, насколько это можно заранее предвидеть, она всегда будет находиться на прямом пути к цели, причем движение сил приобретает ту быстроту, т.е. устремленность, а действие - ту энергию, которые требует дело и которые не будут отвлечены посторонними влияниями.